У меня есть небольшая пекарня. Мы не знаменитые, но оплачиваем счета. В прошлый вторник зашла женщина. Она так крепко сжимала свою сумочку, что суставы на руках побелели. Она долго смотрела на витрину — слишком долго. Она указала на самый маленький простой ванильный кекс, который у нас был. 'Только этот, пожалуйста,' прошептала она. 'Не могли бы вы… не могли бы вы поставить на него маленькую свечку? У моей дочери сегодня 6-й день рождения.' Я посмотрел на её обувь. Она была мокрой. На улице шел дождь, и она пришла сюда пешком. Я посмотрел ей в глаза. С красными кругами вокруг. Я знал этот взгляд. Это взгляд родителя, который должен выбирать между арендой и вечеринкой. 'Мне очень жаль,' сказал я, надевая своё лучшее актёрское лицо. 'На самом деле у меня большая проблема. Видите этот 8-дюймовый шоколадный торт с единорогом на глазури?' Она посмотрела на дорогой торт на прилавке. 'Мой новый декоратор испортил его,' соврал я. 'Глазурь… эээ… неровная. Я не могу его продать. Я собирался выбросить его в мусор. Не могли бы вы сделать мне одолжение и забрать его? Бесплатно. Это избавит меня от чувства вины за потраченные впустую продукты.' Она уставилась на меня. Она знала. Глазурь была идеальной. Она начала плакать, прямо перед подносом с круассанами. 'Вы уверены?' спросила она. 'Пожалуйста,' настаивал я. 'Вы делаете мне одолжение.' Она вышла с тортом, который стоил бы $65, держа его, как будто это было золото. Вчера я нашел открытку, подложенную под дверь. Это был рисунок от 6-летней девочки. Единорог с широкой улыбкой. И неуклюжими буквами из восковых мелков: 'Спасибо, что сделали мою маму счастливой.' Лучший доход, который я заработал за весь год.